Кровь на воздух - Павел Сергеевич Иевлев

для новостных ИИ, освещавших процесс, он оказался фигурой недостаточно драматичной и медийной. То ли дело самый известный «соло», который «нажал кнопку». Космики были на моей стороне почти единым фронтом, исключая некоторых родственников погибших. Планетяне — по-разному. Мне тогда приходили тысячи писем, как с проклятиями, так и со словами поддержки. Среди них были сотни признаний в любви от экзальтированных планетянских барышень, которым происходящее казалось реалтайм-видеодрамой. Я быстро бросил всё это читать, а Кате вообще запретил подключаться к сети. Она и не рвалась, ей и так было плохо. Но ни тогда, ни после она ни словом, ни намёком меня не упрекнула. «Форсети» перепахала её куда глубже, чем казалось, но она была сильной девочкой.

Расследование однозначно показало, что на момент активации «нулевого протокола» те, кто ещё были живы на станции, не имели реального шанса дожить до прилёта спасателей. В основном это касалось заблокированных в каютах и по этой причине избежавших участия в массовой резне. Смерть от «оружия последнего шанса» была для них, пожалуй, лучшим выходом — замерзать и задыхаться куда дольше и неприятнее. Сам «летальный фактор» в ходе процесса не раскрывался, чем именно я всех убил, так и осталось тайной, важно было лишь то, что он не затронул никого за пределами обшивки, а внутри не стало ни людей, ни ИИ, и даже компьютеры все накрылись. Страшная штука.

Вердикт того разбирательства был следующий: группа безответственных сотрудников допустила серьёзнейшее нарушение протоколов безопасности, создав запрещённое бридж-подключение между ИИ-кластером станции и её компьютерной сетью. Причиной такого поступка была банальная лень — кто-то из менеджеров логистики, задолбавшись писать бесконечные отчёты о грузопотоке, решил свалить часть рутинной работы на искина. Это запрещено, но иногда делают, и ничего страшного не происходит — просто за ним надо проверять, чтобы отчёт не вышел слишком уж «творческим». Но на «Форсети» кто-то подошёл к вопросу изобретательно и не удовлетворился стандартным изолированным интерфейсом взаимодействия. В результате искин получил доступ к внутренней связи, ограниченный, но ему хватило. Жители станции стали участником драматической постановки триллера «Кровь на воздух». Одни получали видеосообщения от «тайной службы безопасности» о том, что на «Форсети» внедрились люди, заражённые инопланетянами, другие — что они избраны Высшим Галактическим Разумом для великой миссии, третьи — что Совет Экспансии доверяет им секретную информацию о вторжении... ИИ, опираясь на доступную ему информацию статистики просмотров видеодрамы, выбирал наиболее податливых и нестойких к манипулированию и не трогал тех, кто склонен ко критическому мышлению. В результате ему удалось за небольшое время создать на «Форсети» атмосферу индуцированного психоза, триггером которого стала аварийная ситуация при столкновении. Искин продолжал поддерживать массовое помешательство, бомбардируя персонал станции ложными сообщениями, якобы пришедшими по чрезвычайной связи, а жителей — паническими вбросами во внутренних чатах. Комиссия пришла к выводу, что на момент нажатия кнопки психоз достиг такой интенсивности, что уже не оставлял шансов выжить тем, кто был им поражён; их психика была разрушена необратимо, они убивали, пока могли, а потом кончали с собой. Те, кто не были затронуты — в основном, экипажи кораблей, по понятным причинам имевшие минимум контактов с искином, — были убиты. Мои обвинители упирали на то, что я, во-первых, не мог этого знать, а во-вторых, кто-то из оставшихся в здравом уме мог укрыться и спастись, если бы не я. Тем не менее, Роджер Матвеев был полностью оправдан. Сразу после суда он забрал дочь и свалил в долгий рейс, надеясь, что про него постепенно забудут. «Форсети» была официально закрыта для посещений — как сама станция, так и её система. Законы об ИИ были пересмотрены в сторону ужесточения.

Но вот прошли годы, и я снова здесь.

Глава 28. Пустота внутри кота

Катю отправили в операционную, а меня выставили, обещав сообщить, когда появится определённость. Я не стал протестовать, потому что ничем тут помочь не могу.

— Пойдём в кафе? — предложила маленькая Катя. — Пирожных пожрём.

— Пойдём, — согласился я, хотя есть не хочется совершенно.

Популярное у психологов выражение «ваш внутренний ребёнок» в моём случае имеет значение совершенно буквальное.

— Зачем они пишут это на стенах? Выглядит отвратительно.

— Это видим только мы с тобой. Точнее, я. И то не вижу, а помню.

— А я почему не помню?

— Потому что ещё маленькая.

— Мне уже тринадцать!

— Вот именно.

— Па-а-думаешь. Но писать гадости на стенах всё равно фу. Раньше тут было как-то веселее и людей больше. Интересно, где все дети? Может, в кафе встретим?

В кафе детей нет, да и взрослых маловато. Сейчас рабочее время. Пирожные есть, но при попытке купить моя айди-карточка, взятая из «Котера», не прошла.

— Простите, ваш счёт почему-то блокирован, — развела руками девушка за прилавком.

Ну, она хотя бы не назвала меня «палачом». Наверное, не узнала.

— Блин, облом, — сказала Катя расстроенно.

— Я заплачу, — в кафе вошла моя бывшая, продавщица ей кивнула и выдала мне пироженки.

Мы сели за стол — втроём или вдвоём, как посмотреть. Я вздохнул и откусил то, на которое показала Катя.

— Ты же не любишь сладкое? Впрочем, неважно. Наша дочь на операции, это то, чего ты хотел?

— Более или менее.

— Код от сейфа.

— Восемь нулей.

— Серьёзно?

— Почему нет? Традиция капитанов предписывает запирать сейф датой, а у меня нет памятных дат.

— Использовать даты тупо, их легко подобрать.

— Ты плохо понимаешь космиков и ничего не знаешь об их жизни, но берёшься судить о ней. Смысл именно в том, чтобы сейф не открыл кто попало, но при этом, если с капитаном что-то случится, не пришлось вырезать сейф плазморезом.

— Ладно, надеюсь, ты сказал правду.

Я пожал плечами — сейф-то пуст.

— Кстати, зачем ты ходишь с пистолетом? На тебя жалуются.

— Мы на «Форсети». Если бы у меня был бластер, я ходил бы с ним. Жаль, что их не существует.

— Слушай, это же даже не твоя психотравма! Ты не он!

— Палачом называют при этом меня. Не подскажешь, кстати, почему?

— А, так этого ты не вспомнил? — нехорошо улыбнулась бывшая. — Охотно тебя просвещу!

Катя указала пальцем на следующее пирожное, я откусил от него, перемазавшись приторным липким кремом. Ей такие нравились лет до пятнадцати, потом прошло. Катенька же с удовольствием продолжила:

— Два года назад, когда